Тайна, покрытая глазурью - Страница 32

Без всяких «просто». У нас роман. Самый настоящий, бурный и растревоживший мою душу.

И я по нему скучаю.

— Скучаешь? — он спрашивал об этом с ноткой самодовольства.

— Зачем ты спрашиваешь? Чтобы мне еще хуже стало?

— Я скоро приеду, сладкая. Потерпи.

— Я терплю, — говорила я ему, а про себя добавляла, что не только терплю, но и пытаюсь привыкнуть. Ждать его.

— Я, конечно, не удивлена, — говорила мне сестра. — Такого красавца можно подождать. Вопрос в том, чего ты в итоге дождешься? — И смотрела на меня, как на круглую дуру, которая не в состоянии понять сложность ситуации.

Обсужать это я еще была не готова, поэтому зачастую отмалчивалась, хотя Лиза, надо признать, становилась все настойчивее и настойчивее. Я знала, чего она добивается и к чему ведет, но своей разумностью и покладистостью радовать ее не спешила. Я была зла на Горина и совершенно не собиралась этого скрывать. О чем сестре и сказала.

Лизка только ухмыльнулась.

— Он ревнует, а ты еще и жалуешься.

— Пусть он жену свою ревнует, — подсказала я, пылая от раздражения.

Лиза подалась вперед, ближе ко мне, и проникновенно проговорила:

— Лиля, будь умнее.

— Это в каком же смысле?

— Сама понимаешь. — Лиза выглядела недовольной, мое упрямое отрицание ее раздражало. — Все равно твой заезжий принц здесь не останется. Сколько может длиться роман на расстоянии? И к кому ты тогда пойдешь?

— К кому?

— Я тебя сейчас тресну, честное слово! Все равно же к Горину придешь раны зализывать.

— Не приду. Он мне надоел.

Лиза в мое лицо уставилась, взгляд был обеспоенный и осуждающий одновременно.

— Прекрати.

— А что? Сколько это уже длится?

— Он мэр, Лиля.

— Плевать.

В общем, наши разговоры в последнее время, все как один заканчивались если не ссорой, то глобальным недопонимаем. Я могла думать только об Андрее, а Лиза об отвергнутом мною Алексее Дмитриче. Беспокоило ее это сильно. И ко мне она присматривалась с неудовольствием. А уж если попадала наш телефонный разговор с Даниловым, ее откровенно перекашивало.

— Неужели он так в постели хорош, что ты обо всем на свете позабыла?

Я лишь плечами пожимала, и предпочитала не отвечать на провокационные вопросы.

С Алексеем Дмитричем встретилась в Горадминистрации, привезла пирожные на встречу с многодетными семьями, наблюдала за тем, как накрывают столы для чаепития, очень надеялась, что смогу улизнуть до того, как господин мэр появится поблизости, но не повезло. Горин появился в зале и сразу на меня уставился. С минуту оставался в стороне, раздумывая, стоит ли со мной заговаривать, но, видимо, благоразумие проиграло.

— Поговоришь со мной?

— Не думаю, что это хорошая идея, — призналась я честно.

Он по сторонам огляделся, опасаясь быть подслушанным. Потом даже отвернулся от меня, стоял, сунув руки в карманы брюк, наблюдал за суетившимися официантами. Игра в конспирацию меня забавляла, и я на Лешку косилась, следя за выражением на его лице.

— Я тогда наговорил тебе лишнего. Прости. Я был пьян.

— Ты не был пьян, — возразила я. — Ты был зол.

— И это тоже. Но удивляться здесь нечему.

— Правда?

Он голову опустил, видно было, что томится, потом все же взял меня за локоть и отвел в сторону, подальше от чужих глаз. Я сама не заметила, как оказалась зажатой в угол, а Горин упер в меня требовательный взгляд.

— Скажи мне правду.

— Я уже сказала тебе правду, Леша, — негромко и нравоучительно проговорила я. — Давай не будем все усложнять.

— Ты специально все портишь, — обвинил он меня. — Ты просто искала повод.

— Может быть. Но Андрей к этому никакого отношения не имеет.

— Конечно!

Я плечами пожала, показывая, что мне абсолютно безразлично — верит от мне или нет.

— Мне пора заняться своей жизнью, тебе так не кажется?

— Замуж выйти?

— И это тоже.

Алексей Дмитрич пренебрежительно усмехнулся.

— Замечательно.

— А чему ты удивляешься?

— Я не удивляюсь, я злюсь. И моя злость оправдана, ты не находишь?

Я не смотрела ему в лицо, уперлась взглядом в узел его галстука, а от Лешкиных слов все-таки стало горько. Я руку подняла и коснулась его груди.

— Мы просто не совпали по времени. Это, на самом деле, обидно.

— Глупая ты. И делаешь очередную глупость.

— Не знаю. Время покажет.

Я протиснулась мимо него, хотела уйти, но его следующие слова заставили обернуться.

— Что ты о нем знаешь?

Я, наконец, встретила его взгляд. Головой покачала.

— Не вздумай, Леша.

— Он мне не нравится.

— Главное, что он нравится мне.

Горин усмехнулся.

— Лиля, мы вместе десять лет. И, поверь, я знаю, что это не главное.

Я обеспокоенно смотрела ему вслед, как он поднимается по широкой лестнице, а попадающиеся ему встреч сотрудники здороваются или пытаются привлечь его внимание к своим делам и проблемам. Его желание узнать о сопернике какую-нибудь неприглядную деталь, не могло не беспокоить. Зная Лёшкину дотошность и злопамятность.

Был в моей жизни человек, который любил повторять, что к неприятностям лучше быть всегда готовым. И я не раз убеждалась, что он был прав. Помедлишь, застесняешься, поостережёшься, не зная, хочешь ли ты знать правду, а потом жалеть будешь. Что вовремя не опомнился. К тому же, я побоялась, что Горин меня опередит, и после нескольких дней раздумий, отправилась на поклон к своему бывшему однокласснику, который работал в прокуратуре. У него и фамилия для работы в полиции подходящая — Калашников. С Димкой мы дружили со школьных лет, тогда он был упитанным кудрявым подростком, который постоянно жевал бабушкины пирожки и меня угощал. Не скажу, что мы были лучшими друзьями, но жили в соседних дворах и частенько вместе ходили в школу, развлекая по дороге друг друга болтовнёй ни о чём. Сейчас виделись не часто, Димка был глобально занят на своей суперважной работе, дома его ждала жена и маленькая дочка, а я его, при необходимости, вылавливала в кабинете и коридорах прокуратуры. Кстати, его присутствие на рабочем месте было скорее исключением из правил, даже если я предварительно звонила и просила меня дождаться, он мог об этом позабыть и уехать по делам. Поэтому нужно было набраться терпения, желая встречи с ним. Вот и сегодня пришлось посидеть на неудобном жёстком кресле в коридоре, у двери его кабинета, не менее сорока минут, прежде чем я увидела Калашникова, который легко вбежал по ступеням лестницы, свернул к своему кабинету, но на меня даже взглянул, видимо, привыкший к постоянным посетителям. Он подошёл к двери, достал из кармана ключ, а я голову закинула наверх, заглядывая в его лицо, и поражаясь чужой задумчивости и сосредоточенности.